'Порой я удивлялся мирному течению моей жизни. Я так привык давно быть один, не давать себе воли, биться со своими бедами, что эти месяцы в Г. были для меня каким-то островом блаженства, на котором можно было уютно и отрешенно жить в мире только прекрасных, приятных вещей и чувств. <..> И время от времени от этого счастья меня охватывала глубокая грусть, ибо я знал, что долго оно длится не может. Мне не было суждено дышать легко и вольно. Мне нужны были мука и гонка. Я чувствовал: однажды я очнусь от этих прекрасных видений любви и буду один, совсем один в холодном мире иных, где мой удел - одиночество и борьба, но не мир, не общая с кем-то жизнь'.
(c)